Истинный образ. Р.2. Ч. 12. Бурги. Окончание

Фанжу

Фанжу представляет собой, в целом, тот же тип общества, который мы уже наблюдали. Оно известно нам в результате сопоставления многих реестров Инквизиции – особенно допросов выживших в Монсегюре – но также благодаря многочисленным архивным документам, потому что городок был населен большим количеством известных семей, достаточно значительных, чтобы заверять акты в присутствии местного капеллана или первых гражданских нотариусов. Фанжу и сегодня находится на расположенной уступами возвышенности, глядя с небольшой высоты на автостраду Каркассон-Тулуза, между Монреалем и Ма-Сен-Пуэлль. Всегда в одном и том же положении, с той же жилой структурой, на вершине заметного холма правильной формы, в местности, куда легко добраться, но которая немного доминирует над окрестностями. Из Фанжу, как и из Монреаля, как из Ма-Сен-Пуэлль, Виллясавари, Монферран, Кассес, Сан-Фелис, Монжей, открывается вид, где взгляд легко скользит от одной обитаемой местности к другой, над холмами, нивами и пастбищами; от одной возвышенности до другой, упираясь в пик Святого Варфоломея, обозначающий Монсегюр, где в то время кипела жизнь.

Фанжу, где сегодня едва угадывается местонахождение разрушенных укреплений, было городом-замком с четырнадцатью башнями, с бесчисленными совладельцами, генеалогия которых настолько перепуталась, что теперь трудно свести концы с концами; с более или менее знатными семьями, с богатыми бюргерами, с обычными ремесленниками, выдававшими замуж своих дочерей за работников или торговцев, и постепенно размывавшими сословные границы. Последний оплот тулузского влияния на востоке, Фанжу наблюдало за своим соседом Монреалем, в Каркассес, принадлежавшим Тренкавелям. Потому акты Собора в Сан-Фелис 1167 года проводят границу между каркассонской и тулузской катарскими Церквями именно между Монреалем и Фанжу: диакон Монреаля зависел от епископа Каркассес, а Гвиберт де Кастр, избравший Фанжу своим местом жительства с конца XII века, был Старшим Сыном епископа Тулузского.

Этим почти всё сказано: если Изарн де Кастр, диакон Лаурагэ, жил в 1200 году в Ма-Сен-Пуэлль, то его брат Гвиберт, наиболее известный проповедник и служитель, память о котором сохранили нам реестры Инквизиции, избрал своим престолом Фанжу, сделав его, тем самым, бьющимся сердцем великого катаризма своей эпохи. Этот же выбор позже был подтвержден самим святым Домиником, , который мужественно сделал Фанжу отправной точкой своей попытки католической реконкисты (начиная с основания монастыря Пруиль в 1206-1207 г.), определив это место как эпицентр «ереси». В годы катарской экспансии (продолжавшейся, как мы определили, до мирного договора в Мо, основания Инквизиции и устройства нищенствующих орденов, пока история не совершила поворот с необратимыми последствиями) с новой доминиканской обителью, которой, конечно же, было суждено большое будущее – происходила постоянная чехарда. Вначале туда тянулись юные девушки, слишком рано получившие крещение из рук Гвиберта или Изарна де Кастр, затем воссоединенные с Церковью братом Домиником. Потом они, как правило, выходили замуж и благодаря своим мужьям, снова становились хорошими катарскими верующими, принимая у себя совершенных, шедших по стопам тех, кто крестил их за несколько лет до того, а иногда, достигнув зрелого возраста, получали повторное утешение в катарской Церкви…

В Фанжу все хорошее общество было катарским: из всех совладельцев только На Кавайорс, «Дама Кавалер», по-видимому, была менее глубоко верующей, поскольку, хотя кажется и выросшая в доме совершенных, она продолжала платить десятину Римской Церкви и делать благочестивые пожертвования в Пруиль, куда сама она удалилась в 1246 году. Но это не мешало ей регулярно участвовать в катарских проповедях и церемониях, приглашая Гвиберта де Кастра в 1225 году, а Бертрана Марти в 1235 году в свой собственный дом для публичного собрания. Для остальных совладельцев и их семей все было еще проще: Изарн Бернард де Фанжу, сын совершенной Гильельмы де Тоннеинс, был также супругом и отцом совершенных: две его дочери, Гайя и Брайда, тоже посвященные, держали катарский дом в Бараинь, вместе со своей матерью Одой, одной из четырех великих дам, ставших «еретичками» в 1204 году благодаря Гвиберту де Кастр. Его третья дочь, Алис, жена Арнода де Мазеролль, тоже стала матерью катарского линьяжа и знатных фаидитов. Ее сын Изарн Бернард де Фанжу-младший и невестка Везиада были осуждены на вечное заточение Инквизицией в «муре» Кастра в 1242 году…

Гийома де Дюрфор, кузена Изарна Бернарда, другого совладельца Фанжу, мы знаем по аналогичной ситуации, и кроме того, как мы уже видели, он был еще и трубадуром… Его жена Раймонда тоже стала совершенной, чуть позже своей кузины Оды де Фанжу; их дочь Эксклармонда вышла замуж за Бернарда де Фест, сына совершенной Орбрии, которая держала в Фанжу дом вместе с сестрой Гвиберта де Кастра в 1225 г. Согласно католическому хронисту – поскольку катарская версия данной истории, где преувеличенно сакрализуется материальное и видимое, была бы невозможна – именно в зале его замка в Фанжу разыгралось знаменитое «чудо огня» святого Доминика. На исходе диспута, где тщетно состязались катарские и католические проповедники, в 1207 или 1208 году, решили провести нечто вроде ордалии или суда Божьего посредством огня; при этом свиток с катарскими тезисами весь сгорел, а католическая книга брата Доминика вырвалась из пламени, ударившись о потолочную балку залы, от чего на ней остался черный след… Скорее всего, на месте замка Гийома де Дюрфор во второй половине XIII века был построен монастырь доминиканок в Фанжу, красивая церковь которого сейчас отреставрирована. Несколько монахинь, которые там еще остались, могут даже показать камни, возможно, служившие стенами бывшего замка совладельцев. А открытые к югу монастырские сады, в восхитительном, характерном для Фанжу, свете, по крайней мере, могут дать нам понять, откуда проистекало вдохновение сладостью жизни, и какова здесь чистота неба и пейзажа, от которых сжимается сердце:

Mon cors s’alegr.e s’esjau

Per lo gentils tems suau

E pe.l castel de Fanjau

Que.m ressembla paradis…

«Мое сердце преисполняется радостью/ видя сладостные времена/ и замок Фанжу/ напоминающий мне рай»… пел около 1200 года трубадур Пейре Видаль, а в это время множество совершенных держало катарские дома и мастерские в городе, и столько дам становились там совершенными или готовились ими стать… Под «замком» трубадур, конечно же, имеет в виду весь этот маленький укрепленный город, а не просто место жительства сеньоров, которое они, возможно, делили со всеми совладельцами и их семьями в этой средневековой смешанности, уже знакомой нам по Кабарец или Ма-Сен-Пуэлль, и которая, впрочем, была характерна и для других бургад. В самом сеньоральном «замке», очевидно, жила еще и четвертая пара, связанная с катаризмом: Фэй де Фанжу, сестра Изарна Бернарда, и ее супруг, Пьер де Дюрфор-Лаилль, возможным родственником которого является Гийом де Дюрфор. Фэй, как и ее свояченница Ода, принадлежала к четырем великим дамам, посвященным во время церемонии 1204 года.

Пьер де Дюрфор-Лаилль сам чуть позже стал совершенным. До вступления в катарский орден, Пьер и Фэй основали семью: их дочь Индия, тоже совершенная, держала дом в Кейе, пока не укрылась в Монсегюре, где была сожжена в 1244 году. Их сын Пьер сперва стал фаидитом благодаря Монфору, потом совершенным в 1235 году и, как и его сестра Индия, держал дом в Кейе со своим socius Пьером Флайраном. Второй их сын, Сикорд де Дюрфор, остался простым верующим и, будучи фаидитом, регулярно навещал брата и сестру в Кейе, а потом в Монсегюре… Дюрфоры-Лаилль из Фанжу, возможно, были породнены с ветвью семьи Лаилль, жившей в Лаурак. Известный персонаж из этой семьи, Гийом де Лаилль, сын и брат совершенных, принадлежал к знаменитым фаидитам, одинаково вовлеченным и в веру, и в военные действия, участвовал во всех военных экспедициях и миссиях защиты совершенных. Мы еще встретимся с ним в Монсегюре.

Даже беглый осмотр огромной семьи совладельцев Фанжу уносит нас далеко, в самое сердце живого и активного катаризма, характерного для этого периода двух-трех поколений. Торжественная церемония 1204 года, без сомнения, является апогеем этого динамизма. В 1204 г. выросло уже как минимум целое поколение с того времени, как катаризм прочно укоренился в Фанжу и во всем регионе. Если в 1190 и 1195 гг. совершенные, как Гийом Карлипа, открывали дома-мастерские на площади, то в 1204 г. взрослые и даже зрелые дамы взяли себе за моду отрекаться от мира, а иногда, чуть позже, их демаршу следовали супруги. Их дети в то время были уже женаты или замужем, и часто у них были дочери, достаточно взрослые, чтобы присоединиться к ним в доме совершенных. Это были дамы, рожденные до 1180 года. Это значит, что в достаточно юном возрасте они должны были принять веру, в которую вовлекались до такой степени, что она часто приводила их на костер – и в этой вере они растили своих детей. 1200-1210 годы знаменуются массовым вступлением в катарскую Церковь. По крайней мере, из документов мы видим, что все эти крупные линьяжи, с женщинами во главе, особенно в Фанжу, были увлечены духовным авторитетом Гвиберта де Кастра, который, вместе со своим братом Изарном, диаконом Лаурака, жившим в Ма-Сен-Пуэлль, и двумя сестрами-совершенными, был, возможно, выходцем из аристократии – «де Кастр». Военные события крестового похода несколько усложнили ситуацию, нарушив нормальное течение жизни, но не разрушили социальной структуры общества. Между 1210 и 1223 годами катарская иерархия, известные семьи верующих и фаидиты могли все еще скрываться в замках друзей, а не в Монсегюре, у Ниорта или Алиона. Победы Раймона VII Тулузского вновь вернули всех в Лаурагэ, где Гвиберт де Кастр реорганизовал свою Церковь, как сделал это Жирод Абит в Кабарец с Церковью Каркассес под защитой молодых фаидитов, воодушевленных военным реваншем. Разумеется, трактат Мо положил конец всем этим надеждам, и в начале 1230-х гг. все катарское и в основном знатное Фанжу перебралось в Монсегюр, где Гвиберт де Кастр, став епископом Тулузским, официально утвердил престол своей Церкви с 1232 года.

Церемония посвящения 1204 г., фигура иерарха, благородные послушницы, всё окружение, подробности которого засвидетельствованы столькими дополняющими друг друга показаниями перед Инквизицией, представляют собой нечто вроде поразительной фотографии. Картина мира, где спокойно, искренне и даже несколько по-светски жили в христианской вере, отличной от веры Римской Церкви. Иногда спокойствие этого мира нарушало появление каких-нибудь раздраженных цистерцианцев, вскоре здесь с улыбкой слушали экзальтированные слова Доминика, этого молодого испанского клирика – но этот мир и дальше оставался абсолютно нормальным и институализированным. Из четырех дам, на которых Гвиберт де Кастр возложил руки и Книгу, две были из самого Фанжу -супруги совладельцев Фэй де Дюрфор-Лаилль и Ода де Фанжу. Еще одна, Раймонда де Сен-Жермен, представляла другую крупную местную фамилию, и, наконец, последней была сестра самого графа де Фуа, Эксклармонда. Эксклармонда была вдовой, но на посвящение других женщин пришли их мужья, а также дети, родственники и друзья. Там присутствовал и граф де Фуа, а также и все именитые семьи Лаурагэ: Фэст, Мортье, Сен-Жермен и Сен-Мишель. На этой церемонии собрался весь высший свет, и это не просто делало катарское христианство более официальным, но вводило его в обычай и в моду.

Но нам следует отвлечься от всего, что производит впечатление светскости в обществе победившего катаризма «золотого века», в Фанжу или каком-либо ином месте. Светскость еще не означает легкомыслия, поскольку поколение людей, описанное здесь, было вовлечено в новую веру настолько, что пошло за нее на костер. Просто мы видим, что участвующие в этой церемонии люди, «зарегистрированные» Инквизицией, часто принадлежат к высшему обществу: мелкой и средней знати, буржуазии. Мы имеем меньше доказательств подобного рвения среди ремесленных кругов; однако, есть свидетельства, к примеру, как до 1203 года Жан Корзинщик из Фанжу (но каким в действительности был его социальный статус?) принимал у себя в течение трех недель свояченницу Ломбарду, которая пришла из катарского дома в Виллепинте. Вся семья - Жан и его жена, двое их детей - собирались вокруг этой совершенной, «поклонялись», ели за столом хлеб, благословленный ею… Множество совершенных держали в городе дома-ткацкие мастерские: Пьер Белём, Арнод Клавель, Гийом Карлипа…

В первых реестрах Инквизиции о крестьянах говорится меньше всего. Документы середины XIII века (реестры инквизиторов Феррье, Бернарда де Ко, Жана де Сен-Пьер), наоборот, пестрят сотнями подробностей семейного и практически генеалогического характера о крупных и разветвленных семьях, множащихся и постоянно переплетающихся между собой. Эти семьи составляли спинной хребет катаризма периода его динамики и времен первой опасности. Это, как правило, богатые и более или менее знатные семьи. А вот поздние инквизиторские источники придают катаризму второй половины века более скромный образ. Здесь мы уже видим крестьян, причем они оказываются настолько верными и преданными защитниками подпольных еретиков, что стоит предположить, что они связали свою судьбу с катаризмом не как работники последнего часа. Конечно, первые сторонники брата Доминика и его детища в Пруилль были более скромного происхождения, чем знаменитые линьяжи в Фанжу: (например, «крепостной» из Виллесискл, Санс Гаск с женой Годолиной, хотя этот крепостной владел как минимум домом и землями, чтобы сделать пожертвования новому монастырю…) Вероятно, более или менее сочувствовали катаризму крестьяне, жившие на землях сеньоров, вовлеченных в катаризм, а католиками в основном оставались крестьяне, жившие на землях сеньоров, бывших католиками.

Два примера – Ма-Сен-Пуэлль и Фанжу – достаточно красноречивы, чтобы позволить нам завершить наше исследование, а не анализировать в подробностях всё Лаурагэ первой трети столетия, описанное в реестрах. Это не так уже интересно и полезно: все характерные черты того феномена, который мы называем катарским обществом во времена его апогея, его социальная и культурная структура, обозначены здесь очень выпукло. Ма и Фанжу представляют нам многообразие семейных и человеческих связей, лиц и характеров. Ситуация в Лаворе, в Ломбере, в Сен-Поль-Кап-де-Жу, в Виллемуре, Кассес, Мирпуа, Лавеланет была очень похожей. Потому мы лучше продвинемся немного дальше, и рассмотрим другой территориальный тип: заглянем в большой город.