В поезде Катовице-Перемышль какие-то аморальные уроды украли у нас фотоаппарат. Мы вынуждены были купить новый. Пока разобрались со сложным девайсом, который по умолчанию был настроен на макро-съемку, мы снимали как придется. Поэтому первые фотографии вышли очень размытыми. Но все же это – память о драгоценных минутах жизни. Жизни с Бертой.
Уже традиционно в октябре мы ехали в Крым. В поезде Берта вела себя очень воспитанно, не то, что наш теперешний Рустем, который, будучи выпущенный из клетки, перекусал бы полвагона.
Она любила целоваться, наша Берта, и присутствие свидетелей ее не останавливало.
Жили мы - тоже традиционно – в Рыбачьем, но не в депрессивном поселке, а на даче у симферопольцев (интересно, не отжали ли ее русские «братья»?) Море шумело уже за порогом, его слышно и видно было с обширной веранды. Там стоял старенький диван, который Берта тут же определила как свой персональный, великодушно деля его с нами и с приходящими бездомными котами.
Кстати, о котах. Популяция рыжих наглых морд росла в геометрической прогрессии, и мы затруднялись сказать, сколько особей мы подкармливали. Был среди этих котов, похожих один на другого, как клоны, и один очень ласковый. Его особо любил сторож соседней дачи. И вот однажды Берта, гуляя утром, нашла тело мертвого рыжего кота. Какая-то сволочь поставила неподалеку от дома, где мы жили, силки. Бедный кот задохнулся в стальной петле. Я не смогла высвободить труп из удавки голыми руками, и пошла з помощью к сторожу (поскольку отдыхали мы не в сезон, больше здесь никого не было). Тот взял кусачки, вынул из петли окоченевшее тельце. Завернув Рыжика вместо савана в кулек, мы со сторожем, похоронили его под кипарисом. Прошло два дня, а на третий Рыжик, как ни в чем не бывало, спрыгнул, мурча, на террасу. Вот такое чудесное воскрешение было…
Погода во второй половине октября была преимущественно пасмурной, и красочных пляжных фото не получилось. Только вот такой снимок.
Зато мы часто гуляли. Ходили в пансионат на вершине холма, который отделял поселок от дач. Он был пустой, как после Апокалипсиса или применения биологического оружия. Только пустые корпуса, хилые розы да мы с Бертой.
Пансионат располагался на вершине обрывистого холма, круто обрывающегося к морю (и снова мне интересно, что с ним сделали москальские оккупанты?). Над обрывом было много беседок, откуда можно было любоваться водной гладью.
Зато вода в море была все еще теплой. Мы купались, а Берта стояла, как капитан на капитанском мостике, в своей лодочке.
Чтобы побудить Берту поплавать без лодочки, мы бросали ей разные предметы, чтобы она достала их из воды.
И таки она влезала в море и приносила нам то палочку, то вьетнамок.
В депрессивном поселке был еще один пансионат, такой же пустынный в эту пору, как и первый.
Но там все еще цвел розарий. А по вечерам мы поднимались на ближайшие холмы. На одном из них было местное кладбище. И если бы мертвые могли созерцать окрестные виды, они бы им понравились.
Мы каждый вечер поднимались на какую-то высоту. Кроме эстетического наслаждения, этот моцион еще и сжигал лишние калории…
… и давал моральное удовлетворение от взятия пусть небольшой, но вершины.
