16 марта 1244

765 лет прошло, но пейзаж, открывающийся с пеш Монсегюр, все тот же: голубеющая долина на севере и блистающие горы на юге. Глобальное потепление мало заметно в этих местах, и тяжелые рваные тучи, как и прежде в эту пору, летят, пропарывая себе брюхо о Сулайрак и пик святого Варфоломея.

Этот пейзаж, эти тучи видели добрые люди, когда утром 16 марта 1244 года их грубо сволокли вниз к подножию горы, где и сожгли в общем костре, в загородке из кольев. Что думали они, когда навсегда покидали свои земные жилища – маленькие домики, лепящиеся на вершине скалы? Какое Доброе Слово сказали им накануне их епископы, чтобы укрепить в последнюю годину, обнадежить? Монсегюр сдан, сдан еще 2 марта, и две недели отстрочки прошли в молитвах, благочестивых размышлениях, беседах и прощаниях с родными. Надежды на то, что что-то изменится в политическом плане, уже, наверное, не было. Монсегюр был сдан.

…«Боже! язычники пришли в наследие Твое, осквернили святый храм Твой, Иерусалим превратили в развалины»… «Опустошили виноградную лозу, и смоковницу обломали, ободрали ее догола, и бросили; сделались белыми ветви ее.»…

Но добрые мужчины и добрые женщины, хоть и попрощались со своими родными, не чувствовали себя покинутыми, и каждый их шаг вниз по крутой дороге, к костру, был шагом в небо.

…«Не оставлю вас сиротами; приду к вам.»…

 Таково было обетование Христово, и они не усомнились в правдивости этих слов ни на секунду: Дух, Который в них, подтверждал им это. Мир, преходящий, иллюзорный, не имел уже больше над ними никакой силы, ибо был оставлен им другой мир:

…«Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается.»… «И претерпевший до конца, спасется»…

Итак, чтобы идти за Христом, нужно было пройти и через Страсти. И как Христос не умер, так не умерли и они:

«Вы приступили не к горе, осязаемой и пылающей огнем, не ко тьме и мраку и буре, но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов»…

И они ушли. В небо, оставив осиротевших родственников, и потомков, и потомков потомков. На многие поколения. На горе был воздвигнут изящный французский замок, а многочисленные эзотерики приписали этому замку кучу нелепых мифов. Сейчас толпы туристов ползают по пеш, и гладят камни французской крепости, призванной контролировать территорию от угрозы ереси (а заодно от короля Арагона), не подозревая, что под их ногами – во дворе замка, на террасах вокруг него и даже в леске, покрывающем вершину и более-менее пологие склоны – находятся фундаменты домов, где некогда жили те, о которых не устают болтать экскурсоводы. И наиболее чувствительные туристы говорят: «Да, здесь поистине такая атмосфера… Я чувствую некое умиротворение,… успокоение… так странно…»

В этом месте так часто звучали слова Утешения, слова, в которых покоится истина, так много душ обрело здесь счастливый конец и вступило в Царствие, что открылась некая воронка в небо, и, я верю, что эту воронку не под силу закоптить никаким кострам. Она есть, эта воронка, просто не все ее могут увидеть. Слишком материален французский замок, слишком цветасты и увлекательны мифы.

…Еще немного, и мир уже не увидит Меня; а вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить. В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас…

Пройдет время, и истинное проступит через неистинное, ибо то, что истинно – вечно, а неистинное преходяще. Они придут из нашей памяти – добрые люди. Уже раскопано основание «дома Риксенды», дома, где, может быть, жила добрая христианка Риксенда дель Тейль, настоятельница добрых женщин Монсегюра. Истина обнажается.

Вскоре – если Бог так захочет - вершина пеш обретет тот вид, какой она имела когда-то, до того, как ее обитатели ушли в небо, через ворота огненные. Думали ли добрые христиане, что поколения осиротевших будут хранить их память через семьсот с лишним лет, так далеко от них, во времени и в пространстве? Они покидали этот мир, зная, будучи уверенными, что их святая Церковь не умрет, но придут им на смену другие апостолы и понесут Слово Божие всем народам. Поэтому они чувствовали жалость к тем, кто остается в этом мире, потому что они «рассеяны, как овцы в дождливый день». Близилось утро. Что сказал им их епископ Бертран Марти?

…Уже немного Мне говорить с вами; ибо идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего. Но чтобы мир знал, что Я люблю Отца и, как заповедал Мне Отец, так и творю: встаньте, пойдем отсюда.