Этот взгляд, происходящий из Книги Левит, был широко распространен. Мы находим его у Филона, Клемента Александрийского, Тертулиана, Мелитона из Сардоса[1] и Оригена[2].
Дух (III.4.3.)
С понятием Духа как дополнительного божественного элемента были знакомы Ириней и Тертулиан. Последний находил термин ηγεμονιχον, разумеется, у стоиков, но также в Септуагинте, где упоминается «Главный Дух», о котором говорит и Вульгата. Это же определение мы находим и у Клемента Александрийского[3].
Возможно, для катаров греческое выражение ηγεμονιχον πνευμα выходило за границы буквального толкования 1 Пет. 1:12, и означало не столько третье лицо Троицы, сколько общность божественных духов.
Если верить святому Иерониму, у Оригена была именно такая концепция: «Святой Дух, который ниже Сына, обитает в каждом святом человеке». [4]
Имя Христа (IV.1.1.)
Идея, согласно которой Христос принял имя Иисус только на время воплощения, может быть выведена из дословной экзегезы Лук. 1:31 («и наречешь Ему имя: Иисус»), но также нельзя отбрасывать гипотезу о существовании традиции, согласно которой новозаветные имена должны были базироваться на именах, современных Моисею (Иисус – Жошуа, Мария – Мириам, Елизавета и т.д.).
Обратная типология – когда Жошуа является праобразом Иисуса – классическая (Тертулиан) [5]. Но для иудео-христианской среды, которая инспирировала написание Корана, типология могла иметь только обратную силу. Иисус является сыном Мириам, а та была сестрой Моисея (и дочерью Имран).
В любом случае, мнение катаров (Иисус имел имя Иоанн) не появляется в древности и об этом не пишет ни один ересиолог.
Природа Сына (IV.1.2.)
Адопционизм и цель миссии Христа прослеживаются[6] в Комментарию к Псалму 11,8 Оригена:
Как человек, он остался в икономии (спасения), он был поставлен наследником всего, для того, чтобы спасти, как свое собственное наследие, тех, которые были святотатственным образом разбросаны по миру дьяволом и его товарищами, силами погибели. [7]
Совпадение с катарской экзегезой «In propria venit» является удивительной.
Нисхождение и кенозис (IV.1.3.)
Взгляд, согласно которому воплощение было скрыто от мира, и прежде всего от дьявола, опирается в основном на 1 Кор. 2:6-8. В первых веках он был распространен повсеместно. После цитирования Игнатия, Ориген говорит: «По воле Христа было, чтобы дьявол не знал о пришествии Сына Божьего» [8]. Этот взгляд разделяли Маркион[9] и гностики[10], а также Ириней, позже Григорий Нисский, который заимствует у Оригена мотив сошествия (ϰαταϐασις)[11]
Этот взгляд был выразительно осужден четвертым сборником анафем Юстиниана[12] и седьмым Константинопольским Собором 553 года, направленным против «оригенистов». [13]
С другой стороны, идея, согласно которой Христос был распят в другом месте, а именно в высших небесах, была приписываема только Оригену, согласно письму Иеронима к Авитусу[14].
Адомбрационизм (IV.1.4.)
Использование слова «тень» для различия между Иисусом воплощенным и Христом небесным, характерно для оригенизма. Он опирается в этом, в частности, на Плач.4:20, но прежде всего, на всю дихотомию действительности, вечной и земной[15]. Уже Клемент Александрийский сказал: «Тень славы Спасителя… это Его нисшествие в эту юдоль» [16] .
В своей второй Гомилии In Canticum Ориген выражает мнение, подкрепленное цитатой Лук. 1:35: «Рождение Христа происходит из тени… началось оно в Марии от тени Его». [17]
В латинском западноевропейском мире использование термина adumbratio в значении «набросок» было повсеместным, особенно, в заглавии трудов. Винсент из Леринс, однако, видит в этой формулировке идеи докетизма:
Слово Божье стало человеком… чтобы взять то, что является нашим, не обманчивым образом и не поверхностно (fallaciter et adumbrate), но истинно и полностью» [18].
Докетизм – чудеса (IV.1.5-1.6.)
После принятия докетизма Юстином, а позже гностиками, он исчезает из Великой Церкви благодаря усилиям Иринея.
Однако, по мнению Фотия, Клемент Александрийский сохранил его в своем Hypotyposes: «Слово не должно было воплотиться, но только принять такой вид». [19]
В любом случае, что касается чудес, Ориген имеет взгляды полностью спиритуалистические. Перечисляя чудеса в своем комментарии к Матфею, он говорит: «Я считаю, что это рассказы о различных душах, которых Иисус исцеляет, воскрешая их», а позже он заходит еще дальше в этом символизме[20]
Иоанн Креститель - Мария (IV.2.1.)
Идея, согласно которой Иоанн Креститель является демоном, и даже демиургом, появляется только у гностиков, а именно у Гераклиона. [21]
Следует однако отметить, что для Оригена он является ангельским созданием[22], в то время как в Гомилиях Клементинских он представлен как главный противник Христа, а его преемником является Симон Маг[23].
Быть может, стоит обратить внимание также на то, что существует традиция, приравнивавшая Предтечу к утренней звезде, «той, которую астрологи называют Люцифером», говорит Скот Эриугена[24].
Аллегорические концепции касательно Марии не несут в себе ничего оригинального. Катарская интерпретация Матф.12:50 и Галатам 4:26 является слишком буквальной, но богомилы, считавшиеся theotokoi, поскольку они были учениками, наследовали в этом только Иоанна Златоуста. [25]
В Вознесении Исайи Мария четко описывается как ангел[26].