Сравнение с лучами солнца было использовано уже Филоном, но он это сделал касательно двух серафимов[1].
В своем пасхальном письме от 402 года, переведенном Иеронимом, Теофил приписывает Оригену утверждение, что душа имеет ту же природу, что и Бог[2], отношение их с Христом («по образу») то же, как и отношение Христа к Богу[3].
Ничто (II.1.4.2)
Отождествление материи и зла с ничто является банальностью, которую Ориген приписывает, прежде всего, некоторым переводчикам, но потом и сам принимает эту идею, в своем Комментарии к святому Иоанну[4]. В Комментариях к Псалмам он определяет связь между уровнем добра и уровнем бытия[5].
Этой концепции следовал Григорий Нисский, для которого грех является «уничтожением» [6]. Мы встречаем эту мысль в экзегезе 1 Кор. 8:4, Есфирь 14:11, Иов 18, 14-15 у Иеронима[7], и кроме того, у Плотина, Прокла, у Наасенов и т.д. Августиновское зло = amissio boni не так далеко от этого ушло. Но у Оригена эта фраза, банальная в эллинистическую эпоху, связывается с Ио. 1:3.
Битва Михаила с драконом (III.1.)
Должно быть, Иероним был первым, кто признал двенадцатую главу Апокалипсиса описанием падения ангелов. В XII веке эта интерпретация была использована Петром Ломбардским и вошла в обычай. [8]
Предсуществование и падение душ (III.2-3)
Излишним было бы упоминание, что именно Ориген, в своем Peri Archon, является автором той теории, которой дали его имя [9]. Кападоккийские Отцы, хоть и не осмелились открыто отбросить аллегорический миф Бытия, сохранили его в завуалированной форме первого творения «по образу».
Доктрина была пересмотрена их непосредственным учеником Эвагриусом из Понта[10]. Наряду с застенчивыми оригенистами, которые, как Руфин, Василий или Григорий Назианзин, старались реабилитировать Оригена, сглаживая его взгляды, существовал лагерь монахов, верящих в наиболее радикальную форму оригенизма, которая в 553 году была проклята Юстинианом.
В Западной Европе, в IX веке, Скот Эриугена вновь развил теорию, которую он перенял от Григория Нисского, не прибегая к таким средствам предосторожности, как последний[11].
Но уже для автора Questiones novi et veteris testament (Псевдо-Августин = Амброзиастер?) эта идея содержит понятие дуализма (Маркион) и связана с пуританством[12].
Для выяснения причин падения, Климент Александрийский взял, по мнению Фотия, в своих Hypotyposes дословное значение Книги Бытия, 16:2[13]. Если ангелы и человеческие души являлись одним целым, то из этого следует, что именно души сошли в земную юдоль, чтобы размножаться. Для Оригена существовал выбор между двумя причинами:
Те, которые были в небе, пали из-за разврата (lasciviam) или из-за гордыни, когда они поддались желанию овладеть человеческими женщинами, или последовали за Тем, который сказал: «Взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему» [14].
В вопросе обстоятельств падения, сходство с катарами более ясное. Для оригенистов тип падения зависит от степени участия небесной души в потрясениях.
По мнению Оригена, демонами являются те души, которые добровольно последовали за дьяволом[15]. А людьми стали те, которые были виновны разве что в рассеянности[16], халатности, и те, которые «переполошились» (negligentia et motu) [17]. Мотив «халатности» впоследствии будет заимствован Эвагриусом[18].
Двойственность мифов о создании (III.3.2.)
О двойственном создании человека оригенистам было известно от Филона, а перед этим из двух описаний из Книги Бытия. По мнению Оригена, созданный по образу человек не имел тела[19]. Эту концепцию переняли Григорий Нисский и Амброзий[20].
Также Филону принадлежит идея, согласно которой Бог должен был взять для себя двух низших помощников, чтобы создать этого достойного пренебрежения «смешанного» существа, созданного из добра и зла. «Отец не может быть ответственным за зло по отношению к своим детям». [21]
Различие между существом, созданным ангелами (или Богом евреев или дьяволом) не способным оторваться от земли, и существом, которому милосердно был передан дух благим Богом, ожививший созданное из праха тело, известно гностикам (Сатурнин, офиты) и «маркиониту» Марку из Диалога Адамантиуса (начало IV века). [22]
Тройственность человеческого естества (III.4.)
Это понятие было повсеместно принято в первых веках христианства. После Филона[23] его разделяли первые греческие Отцы Церкви, как, например, Ириней, Климент Александрийский[24] и Ориген [25].
Одежда из шкур (III.4.1.)
Идея о том, что тело является всего лишь одеянием для души, принадлежит неоплатоникам[26]. Тут следует, однако, более подробно изучить экзегезу Быт. 3:21.
Хотя, по мнению Иринея, речь идет о кожаных одеждах, милосердно дарованных выразившему раскаяние Адаму, после чего тот стыдливо прикрыл определенную часть тела фиговым листком[27], этот взгляд еще раньше появился в аллегорических интерпретациях[28]. Так было, по мнению Климента[29], в случае гностика Теодота, но также и в случае Оригена, который не допускал, чтобы Бог мог сделаться дубильщиком или уделил человеку только смертную судьбу. Таким образом, одежды из шкур являются телами[30].
По этому пути последовал Григорий Назианзин[31]. Менее радикальный Григорий Нисский видит в этих одеждах не только тело, но всю целостность физической природы. Однако этой формулировке не стал бы перечить ни один катар:
Мы видим… одеяния из шкур, которые пеленают нашу природу после того, как мы лишились сияющих одежд, принадлежавших нам[32].
Последним последователем этой интерпретации был Скот Эриугена[33].
Идея, согласно которой первородный грех является тождественным с размножением, прослеживающаяся уже у оригенистов (lasciviam), взорвала христианский мир в эпоху пелагианских дискуссий. Амброзий, в частности, использовал очень ясные выражения, из-за которых пелагиане обвинили его в «манихействе». И это было донесено до нас Августином[34]