Жан Дювернуа. Религия катаров. Р. III. Доктринальные топосы/ Дуализм

Дуализм (II)

           Если мы забудем о том, что тысячу лет богомило-катаризм отождествлялся с манихейством, то сможем, без всякой парадоксальности, сказать, что онтологический дуализм является, в сущности, одной из наименее характерных черт катаризма.

           В монистической схеме позднего иудаизма и иудео-христианства Бог окружен двумя помощниками, одного с левой (или северной) стороны, отвечающего за зло, за отмеривание справедливости и наказания, а с правой стороны другого, отвечающего за добро и за творение[1]{C}.

           Схема «умеренных» катаров, болгар, Interrogatio, состоит в том, что одно из этих существ было ответственно за зло на протяжении семи тысячелетий после своего бунта. В схеме «радикальных» катаров часть божественных созданий «пала» в ничто. Алгебраически мы все еще имеем дело с чистым монизмом. На самом деле, это ничто сильно объективировано.

          Но самым важным является то, что эти две кажущиеся противоречивыми схемы принадлежат одной и той же религии. Эти вариации на онтологическую тему являются на самом деле играми с экзегезой, а именно, как в случае Джованни де Луджио, упражнениями в схоластике.

           Единство доктрины достигается и на уровне космогонии, творения. Бог не является непосредственным творцом материального мира.

Теология благого Начала (II.1.1)

           Абсолютно истинный, праведный и неизменный характер Бога, в отличие от мира вещей, познаваемых рассудком, упоминается, конечно, у всех древних мыслителей, которые находились под влиянием платонизма.

           Как пример, ведь речь идет об экзегетике Нового Завета, мы можем привести взгляды Оригена в его Комментарии к святому Иоанну:

           Христос, свет мира, является, в таком случае, истинным светом, в отличие от материального света. Ведь ничто материальное не является истинным. {C}[2]{C}

           Сходным образом высказывается и Григорий Нисский:

           Ни одна познаваемая умом вещь не существует на самом деле, за исключением трансцедентного Бытия, на котором основан весь мир. Бытие действительно истинное только то, которое остается неизменным…{C}[3]{C}

           Идея, согласно с которой Бог является благим по определению (Deus-bonitas у катаров), высказывается также и Оригеном, для которого даже Сын является только «образом» наивысшего блага{C}[4]{C}.

Теология злого Начала (II.1.2)

           Эта тройная характеристика – зло, демиург и бог Ветхого Завета – позволяет отодвинуть в сторону множество прежних поспешных сравнений. Манихейская система была полностью иной, как это заметил св. Августин{C}[5]{C}

           В карфагенском порту выставили на продажу книгу анонимного автора. Ее читали, а люди толпились вокруг, чтобы слушать «с интересом и опасной охотой». Книга эта «выражала ненависть к богу создателю мира», а ее фрагменты, которые цитирует Августин, выдержаны в том же духе, что и «антитезы» Маркиона{C}[6]{C}, Симона из Гомилий Клементинских{C}[7]{C}, манихеев{C}[8]{C} и наших катаров. Августин приписывает авторство этой книги какому-то маркионисту или «члену какой-то мало известной христианам секты». {C}[9]{C}

           Однако из цитат следует, и Августин говорит об этом в своих Retractationes{C}[10]{C}, что, согласно этой неизвестной книге, бог Ветхого Завета был «худшим дьяволом»» (pessimus daemon), а это определение не очень подходит справедливому Богу Маркиона.

           Следует помнить, что ни одна из ересей античности не дала настолько обширный список «антитезисов» между Ветхим и Новым Заветом, как катары, и ни один из этих списков не является идентичным в достаточно типичной мере, чтобы подтвердить возможную преемственность. Эту идею катары могли почерпнуть у произвольной дуалистической школы, а остальное было делом их герменевтики, при содействии четвертого Евангелия.

           Имя этого зловещего существа, Сатанаил – Самаэль у описанных византийцами богомилов{C}[11]{C} - или Люцибель, не отражает собственно еретических традиций.

           Первое из имен относится к ортодоксальному иудаизму, второе – к западноевропейской литературной моде неизвестного происхождения. Хотя у Рауля из Коггшелла и Гильома из Нанжис{C}[12]{C} оно и связано с катаризмом, но, в конце концов, используется только катарами и лангедокскими бегинами{C}[13]{C}, то его также можно отыскать в не-гетеродоксальных трудах, таких как Роман об Александре, Флуар и Бланшфлор, … Взятие Памплоны и Виолетта (Люциабель, Люссабиакс и т.п.), и это до самых времен Маро (XVI век); а в Испании до XIX века (Зоррилла, Люзбел), или, наконец, в Португалии (Люсбел) {C}[14]{C}.

           Титул сына, или херувима, почерпнутый из Иезекииля (28:12), где говорится о падении короля Тира, миссия управления миром тоже не являются специфическими чертами. О них говорили уже Тациан, Тертулиан, Лактанций, Григорий Нисский и святой Григорий{C}[15]{C}.