Но дни становились все короче, и уже после четырех дня протягивались длинные тени. Берта ловила последнее тепло с нагретой гальки.
А когда ее окунали в море, обтиралась вот так:
А приведя себя в божеский вид (как по мне, она и мокрая выглядела очень красиво), участвовала в фотосессии на берегу. Гламурные дамы на ЮБК в свете уходящего бархатного сезона.
Иногда мы загорали не на пляже, а шли к мысу. Там располагались на больших камнях, а Берта тем временем начинала охоту на крабов. Крабов она побаивалась, а потому недолюбливала. Давно ей показывали большого членистоногого. Она к нему со всей душой, то есть ткнулась носом, чтобы познакомиться, а он ее клешней. После этого случая она выискивала их среди камней и облаивала. С медузами у Берты тоже не сложились отношения. Она почему-то ненавидела этих похожих на холодец существ. Чтобы их разорвать в клочья, она даже ныряла с камней или лодочки. А над выброшенными морем трупами глумилась.
И, конечно же, как всякий раз во время наших путешествий, нам не сиделось на месте. Мы часто ходили по берегу в Канаку. Это – очень удаленный от цивилизации пансионат, в него можно добраться, только если пройти пять километров вдоль моря или же накрутив километров пятнадцать по шоссе. Достигнув цели, Берта так уставала, что дремала полчасика в своей лодочке.
А еще мы посетили водопад Джур-Джур. Для этого туристам нужно доехать до Малореченского на маршрутке, потом до села Генеральского на попутке, а потом еще пилить пешком семь километров по грунтовке. Поэтому мы, чтоб не париться, наняли уазик с водителем. На сам водопад мы не пошли. Мы там уже были в прошлом году, а за это время вход стал платным. Поэтому мы просто погуляли по лесу. Берте такая прогулка после тряски в уазике была как бальзам на раны. Она валялась на спине и дрыгала лапками.
Но главным нашим путешествием в тот год стала поездка на Караби-яйла. «Яйлами» крымские татары называют полонины. Для жителей равнин поясню: это горные территории выше верхней границы леса, занятые альпийскими лугами. Мы арендовали тот же уазик и поехали по… вообще бездорожью. Оно началось, стоило нам миновать виноградники Рыбачьего, спрятанные в долинке за прибрежным холмом. Угол подъема был таков, что меня вжимало в спинку кресла. Да и скорость, несмотря на бездорожье, уазик развивал немалую. Поэтому я боялась, как бы не выронить на каком-то вираже Берту (в машине не было окон вообще). И когда мы добрались до места, я готова была целовать землю.
Но экстремальная поездка стоила того. Виды оттуда открывались просто изумительные.
А если подойти к краю пропасти, то поднимающиеся облака обволакивали тебя воскурениями из холодного пара.
Берта еще дома любила сидеть на подоконнике и взирать на двор с высоты пятого этажа. А тут такие открывались красоты, что только смотреть и смотреть. Моя красавица из pays haut (верховин)…
Караби-яйла сложена из известняка, в котором дожди образовали многочисленные промоины-пещеры. Зимой в такие пещеры (правильнее их назвать ямами) набивался снег. А узкий проход преграждал путь солнечным лучам, отчего сугроб за лето не таял. В результате снег накапливался, образуя ледяные сталагмиты. Нашей задачей было найти такую пещеру. Что, после получаса поисков, нам удалось. Спуск был еще экстремальнее, чем поездка в уазике. Я положила Берту в рюкзак, взвалила на плечи, взялась за край веревки, которую держал наш экскурсовод-водитель и стала спускаться, перебирая ногами по стене пещеры. Но комплекция моя увы, не для альпинистских подвигов. В какой-то момент ноги утратили опору и я заскользила по веревке. Ладони словно обожгло кипятком. Но благодаря тому, что я не разжала руки, несмотря на боль, мы с Бертой не убились, а благополучно спустились вниз. Берта была далеко не хэппи, спустившись в могильный холод. Голубое небо виднелось в щели над головой.
Я остудила многострадальные ладони о ледяной столб, чем заметно уменьшила его многовековой запас. А потом мы с Гильельмой так же выбрались наружу.
Берта, очутившись в солнечном мире, так обрадовалась, что стала носиться туда-сюда по травке.
Еще пунктом нашей экскурсионной программы было посещение запрудного озера-водохранилища, снабжающего водой несколько окрестных сел. Тут я тоже охлаждала горящие, будто в огне, ладони.
А потом мы приехали домой. Начались суровые (для меня) и скучные (для Берты) будни. Во Львов пришли затяжные дожди. По этому поводу у нас шутят: когда в Иудее дождь лил сорок дней, евреи назвали это Потопом. А во Львове это ежегодное явление называют «осенью». Итак, в эти серые, набухшие влагой дни, Берта с Ксюшей вылеживались на диване и ждали прихода солнечных дней.
У Берты во сне дергались лапки. Вероятно, ей снилась, как она бегает туда-сюда по высоким землям Караби-яйлы.