ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
ОКСИТАНСКИЕ ЖЕНЩИНЫ
11
В КАТАРСКОМ ЗАМКЕ ИЛИ ОКСИТАНСКОМ CASTRUM
Мы пришли к выводу о том, что катаризм был христианским – и даже архаически христианским – до такой степени, что перенес в расцвет латинского Средневековья старые споры о поле ангелов. Но все же образ катарской женщины, который мы исследуем в этой книге, весьма далек от несколько расплывчатого и невыразительного – по вине документов – образа средневековой христианской супруги, отягощенной детьми и беспрестанно шепчущей Ave Maria. Прольем же свет на более характерные особенности окситанской женщины, средневековой христианки, которая, без сомнения, более узнаваема, чем ее сестры, даже если она не имеет отношения к катаризму, с ее особенной чувствительностью и жизненным универсумом.
Европа и Окситания
Одной из характеристик религиозного движения катаров является то, что оно действительно затронуло все крупные регионы средневековой Европы: от Малой Азии до берегов Ла Манша катарские общины под различными наименованиями говорят на всех языках и проникают во все слои общества. Но при этом в одних местах им везет меньше, в других больше. Состояние и сохранность писаных средневековых документов не позволяют нам с большой точностью нарисовать разнообразную картину социального укоренения катаризма по всей Европе. Тем не менее, можно отметить, что большинство византийских и болгарских богомилов представляли собой беднейшие слои населения, труд которых эксплуатировали владельцы огромных латифундий; в то время, как рейнские катары или бургундские публикане, наоборот, принадлежали к образованным слоям католического клира[1]
В Западной Европе наиболее глубинное и широкое социальное укоренение катарской Церкви произошло в трех ярко выраженных регионах – Шампани, Северной Италии и Юге современной Франции. Заметим вскользь, что эти три региона имеют нечто общее между собой: привычку к крупной коммерции, распространенную практику обменных писем, привлечения кагорцев и ломбардцев в качестве ростовщиков, торговцев шелком и специями. В Шампани, как и в Рейнских землях, катаризм был, тем не менее, очень быстро и насильственно уничтожен в первой половине XIII века первыми и безжалостно эффективными прединквизиторскими экспедициями мрачной памяти Конрада Марбургского и Робера ле Бугра. А в Италии и Окситании дела обстояли иначе.
Если Шампань по своим знаменитым ярмаркам могла сравниться с блестящими средиземноморскими культурами, то Италия и Окситания имели множество и других общих черт, и не случайно катаризм обрел и там и тут благоприятный прием. Поскольку эта книга имеет целью исследовать катаризм там, где он реально укрепился, и даже в его человеческом облике, в лице женщин, которые были его носительницами, то мы не особо будем покидать исторические и географические границы Окситании, разве что для коротких вылазок в Италию. Может быть, это утешит нас в абсолютной беспомощности – опять-таки, по вине документов - и невозможности узнать больше, чем несколько имен катарских женщин, живших в Шампани, Рейнских землях, Византии или Фландрии.
[1] Возможно также, что историки сами находятся в плену методологии исследований, применяемой ими к историческим источникам. К примеру, слишком схематический марксистский подход привел восточноевропейских историков к тому, что они стали систематически интерпретировать еретический феномен в терминах классовой борьбы. И наоборот, культура исключительно интеллектуального характера продиктовала западноевропейским историкам преувеличенное элитарное и доктринальное восприятие «отклонений».