Анн Бренон. Катарские женщины. Ч.2.Средневековые женщины. 6. Бог, плоть и порядок

6

БОГ, ПЛОТЬ И ПОРЯДОК

Теперь настало время немного больше поговорить о главной теме. Зачем писать книгу, специально посвященную катарским женщинам? Во имя чего ограничиваться женщинами, специфической категорией приверженцев этой религии, которая, как известно, имела в Лангедоке между XII и XIII веками привилегированную территорию укоренения? Разве по сути не все катарское общество задавалось неудобными вопросами и не соответствовало шаблонам? Ведь это было вполне обычное западноевропейское средневековое общество, расположенное между Нарбонной и Тулузой. Однако оно постепенно стало позволять себе завести иные порядки, создать такой мир, где можно было верить, что есть лучшие христиане, чем Папа Римский, смеяться над статуями святых в часовнях, как над идолами из дерева и камня, или бросать язвительные замечания относительно реального присутствия Христа, Его тела и крови, во время евхаристии…

Позднее предисловие

Нужно сказать, что тема не нова. Среди историков и писателей существует целая традиция, которая доказывает, что катаризм предоставлял важную роль и значительное место в своих рядах женщинам[1]. Противоположная же традиция, сражаясь с куртуазным подходом первой на многочисленных университетских турнирах, утверждает, что наоборот, катаризм не более, чем всякое средневековое христианство, не предоставлял женщинам ни реальной свободы в обществе, ни особого места в спиритуальности[2].

                И в самом деле, катаризм не знает ни жриц, ни амазонок, ни даже диаконисс. Но правда и то, мотивом выбора той или иной семьи из сельской олигархии в пользу Римского или катарского христианства часто было личное вовлечение женщины, бабушки, «матриархини» [3], формирующей также и религиозную ориентацию своих детей и внуков, и воспитывая их в своей вере.

                Que ten la lenga ten la clau… - писал Мистраль в своем манифесте («К каталонцам»). Можно перефразировать его так: кто владеет женщиной, тот владеет ключом. Ключом к сердцам, к увлечениям, к глубинному и интимному выбору. И если общество куда-либо двигается, то это как минимум потому, что женщины с этим согласны. Катаризм был выбором, который в итоге означал войну, разорение линьяжей, лишение имущества, тюрьму, смерть. Но, несмотря на это, его все равно очень часто предпочитали. Для такого выбора и такого постоянства необходимо ежедневная отвага, - отвага, ставшая обычным уделом и способом самовыражения женщин в тяжкие времена. Отвага, часто остававшаяся незамеченной, скрытой за выпячиваемыми рыцарскими добродетелями и мужским героизмом.

                Общество не может сопротивляться, если женщины решили что-либо сделать…

                Споры по поводу цифр, процентного участия женщин в разных формах в приключениях лангедокского катаризма – это тщетные споры о несуществующей проблеме. Если мы хотим разобраться, то данный вопрос следует рассматривать не столько в количественном отношении, сколько в качественном. Ибо таково реальное состояние документальных средневековых источников, по которым рискованно проводить какой-либо количественный анализ. Потому мы не будем ни опровергать того, что женщины играли существенную роль в распространении и защите катаризма, ни того, что эта роль чрезвычайно преувеличена неосторожными авторами. Лично я не хочу опровергать ничего, потому что и опровергать-то нечего; я просто пытаюсь открыть окно.

                Таким образом, мы вместе ограничимся – хотя это не так уж и легко – описанием повседневной жизни, - вернее, того, что мы можем о ней знать, - женщин, принявших катаризм. Каждая сделала это на свой индивидуальный манер. Одни, как Арнода де Ламот, приняли его согласно с хорошими обычаями своей среды; другие – потому, что их здравый народный смысл совпадал с предложениями Добрых Людей; кто-то отворял свои овины подпольным беглецам и давал им кусок хлеба; или посвящали всю свою жизнь узким вратам, моральному совершенствованию и Богу; а многие доходили и до окончательного доказательства правды своего религиозного выбора – до костра.

                Если рассказывать обо всех этих катарских женщинах, словно рисуя их на особой бумаге, где филигранью служат женские и человеческие условия их жизни в далеких Средних веках, то без сомнения, это позволит нам лучше узнать глубинные внутренние движения души общества, принявшего катаризм. В то же время это позволит нам лучше понять то, насколько фундаментальный подход к христианству Добрых Людей нес в себе ответы, которые лучше всего убеждали женщин…

                Если можно было бы походя заметить, что у Добрых Христиан были особые ответы на особые проблемы, которые могли или все еще могут поставить женщины, то было бы гораздо лучше. Но я не могу забегать вперед, и когда я сейчас пишу эту книгу, среди груды документов, которые я собрала, несмотря на то, что я давно знакома как с самими катарскими текстами, так и с реестрами Инквизиции, пытавшейся выявить тайные увлечения, признаюсь, что не знаю этого достаточно хорошо. Ведь так же, как и вы, я могу дать ответы только на те вопросы, которые наш век задает нам.

                Я просто начинаю лучше понимать некоторых из этих женщин, я знаю фамилии их мужей, имена их детей, очертания и цвет неба их родной деревни, и я могу попытаться представить их вам, как я сама себе их представляю. Но я никогда не могу быть полностью уверенной в том, что я на самом деле понимаю их глубинные мотивации, и с точки зрения моего ХХ века точно описать, как они могли жить, что было для них благоприятным, а что нет, что существенным, а что – второстепенным.

                Разумеется, это и есть проклятие человека, отправляющегося в путешествие в Историю. Этот внутренний тормоз, который постоянно напоминает вам, что надо быть сдержанным, что вы все время рискуете соскользнуть в неконтролируемую фантазию, в абсурдную уверенность, что только вы обладаете (и увы, с большой буквы) Истиной, впасть в ослепление…

                Но все же, это не запрещает нам пытаться, со всей осторожностью и скромностью, отправиться в это путешествие. И решиться дернуть раму, чтобы открыть окно и пролить свет на средневековое христианское общество.