или смотрела в окно (ведь для этого и существуют верхние полки – чтобы таксам было удобно наблюдать за проплывающим за окном пейзажем)
Поскольку Берте еще в детстве внушили, что гадить на асфальте некультурно, выводить ее на остановках поезда превращалось в проблему. Нужна была травка, а на таких станциях, как, например, Днепропетровск, ее не было и в помине. Приходилось бегать через пути. В результате – однажды чуть не отстали от поезда. Опыт, когда одна из хозяек бежала вровень с движущимся вагоном и кидала собаку в двери, породил в Берте параноидальный страх остаться на перроне. После этого случая гадить на остановках она стала очень оперативно, и сразу же, едва сделав все свои дела, бежала сажаться в вагон.
Не брезговала Берта и автомобильным транспортом. В машине любила сидеть на переднем сиденье, опершись задними лапками о дружественные колени, а передними – о бардачок. Любила выставить голову в открытое окно – не беда, что ветер развевает уши и текут сопли, зато как здорово гавкать на собак, чтоб обратить на себя внимание. К собакам в автомобиле, поезде или автобусе она относилась так же ревниво, как и к тем, что забредали на «ее» пляж. И если к коровам, коням и прочей сельской живности, пока та паслась на полях, Берта относилась спокойно,
то когда видела ее в непосредственной близости от автомобиля, гавкала до исступления, как бы говоря: «Ха-а-мы! Только попробуйте сюда влезть. Это моя машина!»
Единственным наземным транспортом, на котором Берте так и не удалось проехаться, был гужевой. А ведь ей хотелось: всякий раз она забегала и нюхала задок телеги – что же это за продолжение лошади?
А вот мотоциклов она не понимала, считая эти шумные и неустойчивые механизмы недостойными ее высокой особы.
